Hair s How and beauty, ИЮНЬ 2007 N112 

ВЯЧЕСЛАВ ДЮДЕНКО

УКРАИНСКИЙ ТОП-СТИЛИСТ,

РЫЦАРЬ ОРДЕНА ШЕВАЛЬЕ В ПАРИЖЕ

С тех пор как Украина получила статус заграницы, киевского стилиста Вячеслава Дюденко можно смело называть зарубежным мастером. Но сидя в уютном кафе на Площади Независимости в самом центре украинской столицы, мы говорили на одном языке — о советском прошлом парикмахерского искусства и о его будущем, которое зависит как раз от таких увлеченных людей, как Вячеслав.

— Вячеслав, каким вы были ребенком?

— «Образцовым ребенком» я никогда не был — меня больше интересовали университеты жизни, чем то, что говорили учебники и учителя. Ведь я видел, что они преподают одно, а в жизни — совсем другое. Зато в школе мне везло на хороших друзей. А еще в школе я активно участвовал во всех мероприятиях: танцевал, рисовал, спортом занимался. Дошкольное же детство было очень счастливым — меня постоянно баловали.

— Удалось сохранить ощущение счастья, став взрослым?

— Нечто подобное в моей жизни, конечно, присутствует. Но для взрослого человека счастье — это духовная, физическая и материальная независимость. А еще очень важна самореализация: реализовался — счастлив, не получилось — несчастлив. Знаете, иногда люди мне говорят, что у меня получилось в жизни многое, а у них ничего. А проблема одна: они забыли, о чем мечтали в 17 лет.

— В одном из своих интервью вы признались, что в юности мечтали стать дизайнером. Юношеская мечта не сбылась. А сейчас вам не хочется осуществить это желание?

— Нет. Я видел людей, которые пели, танцевали, писали, снимались в кино, а потом вдруг стали заниматься какими-то другими вещами. А я не хочу быть карикатурой. Хотя мы иногда создаем костюмы для коллекций, и у нас их потом отрывают с руками и ногами: например, группа «Виагра» выступала в наших костюмах.

— Что же все-таки привело вас в мир парикмахерского искусства?

— С моим аттестатом было невозможно поступить туда, куда я хотел, — в Университет легкой промышленности, где обучали дизайнеров одежды (тогда, кстати, эта профессия называлась модельер). Хотя я до сих пор не понимаю, зачем модельеру нужен такой предмет, как химия. У меня лично учебник химии так и остался «со склеенными страничками», так что документы я понес подавать в техникум на факультет парикмахерского искусства — мне казалось, это близко к дизайну. Но там была своя специфика — многие поступали туда «по блату», даже не собираясь работать парикмахерами. Понятное дело, я не поступил.

А поскольку меня больше нигде не хотели слушать, я пошел к министру бытового обслуживания населения. Начал бить себя в грудь и говорить, что хочу стать парикмахером — для меня это было делом принципа. Меня долго уговаривали поступать на следующий год, а до этого поработать на производстве — так я стал учеником парикмахера в самой обычной парикмахерской.

— Естественно, никаких профессиональных навыков у вас на тот момент не было?

— Конечно, не было. Первое время мне как ученику сплавляли все, что не денежное, а потом я уже стал отрабатывать смены за других мастеров. Дальше я напросился в очень хороший салон «Киевский парикмахер» — постоять у стеночки, посмотреть. Там работали ребята, которые побеждали на различных конкурсах — и национальных, и всесоюзных, и в сборной Союза были. В последний месяц ученичества они меня взяли к себе работать. И я проникся этим духом творчества...

— А как дальше складывалась ваша карьера?

— В 17 лет я первый раз принял участие в чемпионате Киева — занял третье место. И это при том, что тогда не было разделения на взрослых мастеров и юниоров. Потом были первые места на двух чемпионатах Украины, призовое место на Всесоюзном конкурсе и приглашение в сборную СССР. Но я в нее не вписался — исключительно психологически. Я наивно считал, что тут все, как в спорте: попадаешь в сборную, и тебя всем обеспечивают, но оказалось, что в парикмахерской сборной СССР ты должен «обеспечивать» тех, кто тебя в эту сборную пригласил. Во всяком случае, мне дали так понять... Сегодня участники сборных в открытую «содержат» себя, своих тренеров и моделей, а тогда время было другое — все скрывалось. Мне это не понравилось, и я бросил. А в 1982 году принял предложение работать в нашей республиканской лаборатории моделирования причесок. И проработал в ней 10 лет. Лаборатория разрабатывала новые модели стрижек, причесок, окрасок и всего прочего. Было очень много командировок по регионам, по областным центрам, по городам — я объездил всю Украину. Часто я приезжал домой, менял вещи и уезжал снова. В принципе, эта работа мне нравилась — в лаборатории работали прекрасные люди.

В середине 80-х мы печатались в различных журналах не только на Украине, но и в ГДР, Прибалтике и по всему Союзу. А однажды я взял и отправил стопочку своих работ в Париж.

— Удачно?

— Очень удачно. Наверное, потому что это был 1987 год, начало перестройки, тогда многое было возможно. Опубликовали 14 моделей под заголовком «Русские наступают» — нас же всех тогда русскими называли... После этой публикации мы начали отсылать свои работы в другие журналы. А в 2000 году организовали свою секцию Intercoiffure Украина. Когда я первый раз приехал на заседание, у меня, конечно, челюсть отвисла: это был огромный конгресс в Берлине, который приурочили к Чемпионату мира. Все это вместе произвело впечатление.

— А чем же вас впечатлил Intercoiffure?

— Там я впервые встретил людей, которых можно было назвать «парикмахерский интеллект». Своеобразная парикмахерская аристократия в полном смысле этого слова. И это для меня было откровением. У нас куда ни плюнь — все креативные, у меня уже скрипит в ушах от этого слова. И все думают, что выдающиеся парикмахеры — это радикальные агрессоры, такие себе творческие диверсанты, проповедующие деструктивные срезы и ядовитые окраски. Когда ты привык всю жизнь общаться с парикмахерами такого уровня, а потом сталкиваешься с элитой, это не может не впечатлить.

— Вячеслав, а вы помните свои первые выступления за рубежом?

Смотря, что считать зарубежьем. В 1991 году я выступил на International Beauty Show в Нью-Йорке как гость-стилист. Провел 3 мастер-класса и 3 шоу-программы для американских парикмахеров. А вообще, в 80-е и 90-е годы выступал неоднократно и в Словакии, и в Чехии, и в Германии. В 2001 году мы вдвоем с Наташей Балабановой впервые выступили в Париже: я — как президент, она — как арт-директор секции. Нас там никто не знал, но зал аплодировал нам стоя! Кстати, к этому времени Intercoiffure разделился на восемь регионов, и Украина отошла к региону Восточной Европы. На заседании региона Восточной Европы меня выбрали директором моды региона, что для меня было очень неожиданно и приятно. А позже, в 2004 году, я стал президентом региона Восточной Европы.

— И при этом вы были одним из инициаторов создания Союза парикмахеров Украины?

— Да. Мне даже в свое время предложили быть президентом Союза парикмахеров Украины, но я отказался. Я понимал, что это должность исключительно административная, а это совершенно не мое. Конечно, Союз парикмахеров Украины представляет страну на мировых конкурсах, но сегодня уровень чемпионатов очень низок. Мне кажется, что на Чемпионате мира скоро останутся только Россия, Украина, Белоруссия, Молдавия. Казахстан — одним словом, все СНГ. Европейские страны, включая Италию, Англию, Францию, выставляют просто смешные команды. Так что Россия может заявлять «мы — чемпионы мира» еще до начала соревнований — просто не с кем соревноваться.

— Значит, победы на парикмахерских конкурсах совсем неважны?

— Для меня конкурс — это исключительно спорт, обязательная программа, которую одни выполняют лучше, другие хуже. Начинающему парикмахеру конкурсы помогают вырабатывать технику, но не больше. Я знаю десяток чемпионов мира, которые не имеют никакого влияния на парикмахерскую моду. И при этом есть мастера — законодатели моды, которые никогда не участвовали в конкурсах. Что касается меня, то я перестал участвовать в конкурсах, когда появились другие интересы — салон, школа, мода...

— Когда же появился ваш первый салон?

— Наш первый авторский эксклюзивный салон открылся в 1991 году. Сначала было четыре учредителя, один из них — государство. Потом один из учредителей ушел сам, а оставшуюся часть мы выкупили. В 1998 году мы организовали школу. На сегодняшний день существует три салона в Киеве, и все они предназначены для среднего класса. Наш первый салон, когда он только открылся, был самым дорогим в Украине (салон был закрыт несколько лет назад — Прим. авт.) но сейчас наша политика изменилась. Мы специально взяли средний сектор: раньше в Киеве было 10 эксклюзивных салонов, сейчас их стало 130. Эксклюзивность перестала быть эксклюзивностью. Большинство таких салонов стоят пустые.

Многие удивляются: «Как, Дюденко, и такой дешевый салон!!!», — а я считаю, что не прогадал. У нас стрижка стоит в среднем от 20 до 45 долларов, а при этом работают лучшие мастера!

— А в школу к вам попасть сложно?

— Нужно пройти собеседование. Для меня очень важно видеть желание человека, ведь часто получается, что люди сами себя обманывают: сочинили себе, что хотят чем-то заниматься, но чем конкретно и на каком уровне не представляют. Зачем мне такие ученики?

— После окончания вашей школы мастера легко находят работу?

— Трудоустройством, как в советские времена, я не занимаюсь. Мы работаем по европейским стандартам: у каждого учебного заведения своя репутация. Мне важно выпустить новое поколение с новым мышлением, с новой манерой поведения, которое перевернет мир, поэтому с нашей технологической и общеобразовательной подготовкой многие выпускники уверенно работают в Англии, Италии, Швейцарии, Германии, США, Греции, Израиле и др. В Украине же им несложно трудоустроиться — список успешных салонов, в которых работают наши ученики, просто огромен.

— Как вы думаете, чем парикмахерское искусство бывшего СССР может быть интересно на Западе?

— У нас очень своеобразное отношение к профессии. Вспомните, в советские времена не производилось вообще ничего профессионального, но добивались мы многого! Многие люди вообще состоялись как профессионалы именно вопреки режиму. Им было бы нечего доказывать без раздражителя. На конгрессе Intercoiffure многие подходили и говорили нам, что мы интересны, потому что «на Западе — лето, а у вас — весна, все только начинает расцветать».

— А какое время года сейчас в вашей жизни?

— Лето, наверное. Хотя все-таки хочется повернуть время вспять, к весне. Я состоялся в профессии, теперь у меня другая задача: со своим мировоззрением, опытом и возрастом найти общий язык новым поколением, которое недавно пришло в профессию. Ведь почему люди не достигают успехов и быстро слетают, не важно в жизни или в профессии? Потому что привязываются к своему поколению и перестают быть интересными. А нужно оставаться интересным всегда. Нашел общий язык с новым поколением, значит ты «современный», не нашел — значит «вчерашний». Поэтому мне интересно в моей школе, интересно ездить в командировки и готовить мероприятия.

— При таком активном образе жизни, наверное, страдает семья?

— Нет, у нас семья очень активная, поэтому все друг друга понимают. Сын учится в школе. С ним с детства занимается няня, она уже стала членом семьи. Моя жена работает постановщиком программ для различных дизайнеров, но она мне помогает в управлении салонами и школой, так что много времени проводим вместе.

— Отпуск бывает хоть когда-нибудь?

— В прошлом году отпуска не было. А в январе этого года нам удалось несколько дней покататься на лыжах в Австрии. Обычно мы ездим отдыхать за границу, мне нравятся многие европейские города. Но последнее сильное впечатление — это Япония. Молодые японцы выглядят как неземные, они — дети завтрашнего дня. Я думаю, что за ними будущее, потому что они абсолютно другие. Вот сейчас многие говорят «Лондон, Лондон», а мне кажется, что приоритеты поменяются очень скоро. Лондон с его неоготическим и панкомистическим андеграундом — это вчерашний день.

— Если вчерашний день — Лондон, завтрашний — Япония, то сегодняшний тогда что?

— Сегодняшний день — это симбиоз разных культур. Даже несмотря на то что многие стремятся сохранить свои национальные особенности, рано или поздно возникнет культура общенациональная, которая не будет иметь ни расового, ни национального признака.

— Вячеслав, откуда у вас берутся идеи для создания модных образов?

— Честно скажу: есть интуиция, а есть жесткий арифметический расчет. Если сесть и проанализировать профессиональную прессу, которая выходит во всем мире, можно для себя определить, какая форма угасает, а какая на старте. Это кажется невероятным, но даже в нашей лаборатории мы занимались исследованием направлений моды — статистически просчитывали цвета, детали, силуэты.

— В вашей жизни случались вещи, которые было тяжело пережить?

— Был случай с моим первым салоном. Когда управляющий директор решил уволиться, он предоставил мне по отчетности 50 долларов, 100 гривен и добавил: «Вы должны мне 2000 долларов». И это при том, что я не был материально ответственным лицом! Ничего, пережили. Вообще у каждого в жизни случаются такие темные полосы. После них начинаешь с нуля — и это, как новая жизнь. Конечно, сначала очень тяжело психологически, но потом — только лучше. Было тяжело, когда люди уходили, — и в личной жизни, и в профессиональной. Ну, попереживаешь какое-то время, а потом снова все отлично. Я считаю, к людям надо быть лояльным. Однажды я даже сказал своей жене, что, как мне кажется, я порчу людей. Вывожу их на такой уровень, что у них начинает «крыша ехать»: они работают в лучших салонах города, печатаются в международных изданиях, побеждают в конкурсах. Пожалуй, нас больше всего расстраивает в жизни разочарование в людях. Мы строим иллюзии, приписываем человеку определенные качества, а он их не оправдывает. Но когда понимаешь, что узнал суть, хочется смеяться от счастья. Не знаю, может, мне плакать надо было, но я смеялся. Ведь результат важнее — теперь все открыто, все ясно, нет никаких подводных камней, никто ножом в спину уже не ударит. Все подножки расставлены! (Смеется.) Свободен! Все — начинай работать...

Текст: Мария Стрекалова

<< Назад